Как-то достаточно давно я писала о том, что эту книгу обожала в дестве: когда мама еще читала мне вслух. Сама я, если верить обрывочным воспоминаниям, медленно всплывающим перед моими глазами, тогда не умела не только читать, но и даже писать. Помню отчетливо, что у меня был свой собственный булькающий язык и своя кружочечная письменность, на которую я любила переводить блокнотики, тетрадки и прочие канцтовары (и по сей день остающимся мое слабостью). К упоминанию о речи хочется добавить: однажды я даже хотела признаться маме, что знаю один чудесный тайный язык - только вот ни слова перевести с него не могу, - и это была почему-то страшная тайна, которую всегда так боязно открывать. Помню, что тогда мне все хотелось как-то выгнать брата из комнаты, - все же, это тайна!- но он дурачился и вылетал из-за двери как чертик из коробочки, каждый раз, как я, выпроводив его и собравшись с силами снова, открывала рот. Интересно, рассказала ли я в итоге про это?... Совсем ничего не помню.
Ивейн - был, несомненно, мои героем и, наверное, даже значительно раньше, чем Робин Гуд, геройствам и стрельбе из лука которого так хотелось подражать. Ивейн и, конечно же, Лев. Уже тогда в моменты фанатения мне хотелось рисовать; рыцаря я нарисовала сама (и мама говорит, что он был весьма хорош

Сегодня я дочитала до упоминании об Ивейне в "Смерти Артура", и мне захотелось перечитать и о его приключениях. Вопреки всем моим детским представлениям, не вполне понятно, откуда взявшимся, рыцари у Мэлори не больно-то, в массе своей, благородны и хороши




Дань деству отдана


(честно признаюсь, что задние лапы львов гугл имеджс не содержит, а мне еще нужно помыть посуду xDDD)
Осталось нарисовать красивого сэра Тора, который, даром, что носит имя языческое, вел себя до сих пор безупречно. Даже лучше Ивейна (сложно простить ему, что он упился и пропустил срок, в который по клятве должен был вернуться к своей леди! Что за причина, в самом деле! даже на фоне того, что Гавейн его споил, а он с горя сошел с ума, плакал, стенал, бегал в беспамятстве нагишом по лесу и питался сырым мясом, пока его не натерли магической мазью, чтобы он пришел в себя, но, все страдая, мог начать совершать подвиги).